зимуем

[ломаная нитка]

немного пописала...
настроенческое...
Предупреждение: флафф, не канон, ошибки, баловство.
совсем-совсем настроенческое

с понедельника по воскресенье -
это такая штука, жизнь как есть.
сжатая в семь дней недели...
недели, что превращаются в жизнь.

Это была пятница. Кажется. И еще шел снег. Вроде. Был
крупный, хлопьями мягко оседал на облезлый мех не по-
зимнему пуховой курточки.
Вроде шел снег. Тихая, белая, медленная, как колыбель
метель…
А по прогнозу осадков не обещали.
Ноги с трудом делали еще один шаг, так много навалило.
Артема шел и думал о том, что прогнозируют-
прогнозируют, а толку совсем никакого. Какие-то
датчики-передатчики, и оратор с экрана старенького
черно-белого ТВ вещает о том, что в городе N -15 -18
градусов по Цельсию, осадков не ожидается. Артема это
слышал, пока чистил зубы… каждое утро. А люди этому
доверяли. Потом сокрушались на тему того, что
синоптики нихера не знают и только ради денег стоят
перед камерой, читают с титров, прогнозируют. Не то,
кстати, ведь осадки – снег, таки идет. Мягко ложиться на
покалывающие щеки и засыревший мех.
Люди вообще часто верят, размышлял Артема. Во что-
либо, лишь бы верить.
Бога нет, но люди верят в него. Чтобы было – такая
простая логика. Чтобы надежда была, когда надеяться
больше не на кого или не на что. Пусть и фантазия
больного сознания, ставшая достойным почитанием –
чтобы было. Это и есть надежда. «Есть».
Сказали, что осадков не будет – зонтики остаются висеть
на вешалках, остаются стоять у тумбочек. Просто
забываются дома. А через два часа сорок пять минут
крапает тихий снег. Без ветра и резкости. Просто вниз.
Потом идешь и видишь недовольные лица. Они не знали.
А потом все равно послушают синоптиков и возьмут
зонты, когда как будет солнце, а зонт – лишний груз в
уставших руках идущих людей с работы.
Люди полагаются. На что-нибудь. Они будут полагаться
на прогноз погоды в утреннем эфире, будут или
забывать, или брать зонты. Не будут смотреть на небо
за зашторенными окнами, не будут сами предполагать
возможную погоду. Они выбирают «полагаться»….
А есть такое «прогноз судьбы»?
Есть конечно. Только Артеме денег не хватит проверить
правда такой прогноз или нет. А так, люди получат то,
что хотят знать и будут… реагировать по-разному. Тут
Артема даже предполагать не пытается, что именно
рассказывают тем, кто решил что-либо о себе узнать –
дело гиблое. Природа не человек. Люди многолики, а
погода – она одна. Просто реагируют на нее постоянную
по-разному.
В городе N есть дожди, бывает снег, будет град редкий.
Вот и все. А людей… тысячи.
У Артемы одна судьба. И каков ее прогноз… он не знает.
Никогда не знал. Просто был. Слушал погоду, шел в снег,
смотрел под ноги, избегал человеческие лица. Он не
полагался. Не приходилось просто.
Тогда была пятница. И шел снег.
Они встретились на мосту. Как символично. Можно было
встретится в автобусе или трамвае, или кафешке за
углом, да где угодно можно было встретиться, только
они повстречались на мосту. И не только потому, что у
Артемы денег на многое не хватало или у Алеши путь до
дома именно через мост проходил... Просто Артема еще
умудрился поскользнуться. И упасть.
Опрокинувшийся капюшон, спутанные волосы,
испуганные глаза, боль в спине. Протянутая в помощь
рука. «Тебе помочь?».
Кажется… это был мокрый снег.
Сначала протянул руку, а потом только спросил.
Люди… глупые, и странные. Или он один такой?
Артема не знал и не решался прогнозировать чье-то
поведение. Ведь «пройти мимо» - это «наше все», зачем
помогать? А он решил. Помочь захотел.
Это было в новинку.
На свою голову Артема отказался от помощи. Кивнул
головой «спасибо за…» и встал. Ладонь замерзла, когда
опирался о землю, штаны промокли. Накинул капюшон,
натянул пониже на глаза. Он продрог, замерз. От него не
отстали. Шли по пятам.
Парень был ненормальным и Артема его упорно
игнорировал. Он гадал, что было бы если б он принял
протянутую руку. Он бы так же увязался или отстал?
Артема не знал. Просто получается так, как получается.
У кого-то есть все, у кого-то – ничего. Кто-то предлагает
помощь, кто-то от нее отказывается. Кто-то хочет
подарить… за так. Но это не «наше все», поэтому…
Артема не знает, как парень ввязал его в разговор, но
все именно так и получается. С простого, вроде, вопроса.
«Ты куда?».
«На Ильменки».
«Там живешь?».
«Нет».
«А зачем тогда?...»
«Отстань».
«Да ладно тебе…».
«Отстань!».
Может это Алеша такой? Вот такой. Навязчивый и
упертый. А Артема - не знает, когда сказать «нет».
Артема не прогнозировал. Он, если честно, боялся людей
и того насколько они разные. Он был один.
До пятницы, когда шел толи мокрый, толи тихий снег…
В субботу были пробки на дорогах из-за снега
навалившего, и теплый прозрачный чай в чашках не
больших, как в ладонь продрогшую ложившиеся. Артема
не гадал, почему напротив него сидит вечно
улыбающийся и не затыкающийся Алеша. Так
получилось.
Вообще странно получилось. Из-за простоты – странно.
И Артема такой человек, который не живет секундой
«после», он живет секундой «до». Не важно, что будет
после, главное то, что одна уже прошла…
Он видел, что перед ним Леша, пил чай и был. И боялся,
не знал, и не хотел знать. Он был не один на те секунды.
Он не знал сколько продляться такие секунды. Он
запоминал – еще одна, а он все еще не один.
Теплый чай и вечная улыбка…

Кажется сегодня четверг. И тоже снег. Обещали
облачность, но не осадки в конце октября.
Артема впервые видел, как кровь впитывается в снег,
оставляя углубление и мгновенную льдинку бледно-
бордовую. Он видел это впервые вообще, но еще и со
стороны. Кровь, и не его. Это было странно… и
щемящее ощущение под желудочком волновало и
будоражило.
Замах кулака и брызги, брызги бордовые на белое
полотно, укутавшее серые асфальты и тротуары,
выкладку каменную, засохшие газоны, лужицы
примерзшие, или земли серые. Снег станет на утро
слякотью и кровь тоже расползется в никуда. Не
останется следов…
Резкие рыки, гортанное, тяжелое дыхание на срыве.
Клубы густого пара, скатывающиеся с губ…
И брызги бордовые, кровавые. В снег. Теплыми каплями.
Артема смотрел на это со стороны и понимал, что он не
один. До сих пор не один.
И прозрачные капли, в тот же снег. Снег смешанный с
кровью. Горячие капли… соленные…
А нос потек из-за того, что ноги замерзли.

- Истерик не будет? – натянуто улыбается Леша и тут же
морщится – губа разбита и не срослась за какие-то
десять минут. Ранка рассекает правый уголок рта.
- Нет. – отзывается сосредоточенно Артема и мочит
ватный диск в перекиси. Лейкопластырь готов,
обработать надо только. Ранки эти, мелкие и больные,
завораживающие – из-за него получили, попросив не
мешать…
- У меня зуб шатается, – ворчит задумчиво Леша и
проверяет языком качество пошатывания.
- Вырвем?
- Да ну тебя…
Артема улыбается.
На правой скуле и под глазом у Леши расплываются
потемнения – начинающие синяки. К утру наберут
неприятной яркости… Боевой окрас.
Леша напряженно щурится и подозрительно хмурится,
не обращая внимания на бровь рассеченную. Артема
думает только о том, что еще немного таких усилий
Алешиных и вновь потечет кровь.
Артема и не думает о том, чтобы читать нотации.
- Это твой выбор, - тихо говорит он, - Ты захотел, ты
полез драться. Я не просил.
- Ты и не попросишь.
- Не попрошу. – соглашается Артема.
- Я защищал! – обиженно выдает Леша, а Артема
замирает.
- Непривычное слово… - признается он, через пару
минут, аккуратно обрабатывая ссадины.
- Не говори так, словно тебе не привыкать. – рычит
Алеша.
- А мне и не привыкать. – улыбается Артема.
Он не привык к таким перепадам настроения Леши. И
немного побаивается его.
- Такое чувство, что я тебя не знаю вообще. – жалуется
теперь Леша – Ты мне ничего не рассказываешь.
- А что рассказывать? – удивляется Артема, накладывает
лейкопластыри…

Матери я лишился к шести годам. Она умерла в своей же
рвоте. Отца не видел и не знал вообще. Она была
единственным родственником, остальные отказались от
опеки надо мной. Причин не знаю, но из-за этого, меня
отправили в интернат. И, как новичок, за все огребался
я. Я привык, что ко мне под предлогом подкатывали и
что-то спрашивали, а потом, оказывается, им не столько
ответ мой нужен был, сколько то, чтобы была
возможность вбить в меня свою мораль, детскую
мораль, ту, которую они, дети брошенные, видят. «Ты –
никто. Тебя бросили. Ты – пустое место…», ну, и тому
подобное. Я прятался и убегал. Что, оказалось,
бесполезным и опасным делом, ведь на территории
интерната не спрячешься, а они еще больше злятся... И
меня находили. Те, кто был до меня, таким же, каким стал
я, тоже отрывались на мне зато, что были «козлами
отпущения». Я вырос среди злых людей… нет, среди
злых детей…
Мне было одиннадцать, когда пошли запросы по другому
направлению.
Тебе не понять, когда обещают сквозь смех слова «все
хорошо», но при этом делают только больно. И когда
держат троя – вырываться бесполезно, остается только
терпеть. Я научился терпеть, зализывать старые и новые
раны, мириться с происходящим, избегать, не надеяться,
быть, привыкать, забывать. И так раза за разом. Пока не
забрали приемные родители…
Дарящие подарки на каждый праздник, будящие по
утрам в нормальную школу, улыбающиеся усталыми
морщинками хорошим оценкам… Я думал, что такого со
мной не могло произойти. А они, кажется, обрадовались,
когда я съехал от них. Я их пугался. А они не понимали
меня, живущие в достатке всю свою жизнь, не понимали.
Они не умели терпеть. Я им благодарен, но я их не
любил. Не за что было любить. За то, что вытащили?
Лучше б не вытаскивали. В приюте я не боялся, я знал,
что меня там ждет и сколько раз, а рядом с ними –
терялся. Они, хорошие люди, но я забыл, что значит
«хорошо»…
Меня водили к психологу. Там я молчал.
Было дело, что разговаривали о чем-то, но не о том, не
о причинах моего поведения, не вписывающегося
понимание приемных родителей. Разговоры о чем-то,
тесты какие-то. Я не излечим – был вердикт.
У родителей появился свой ребенок. Девочка, красивая
такая, на Тихона похожа, на приемного отца. Мариша
плакала от радости…
И я съехал. Понимал, что мешать буду, и смущать не
хотел.
Редко созваниваемся, еще реже видимся.
Сейчас работая, учусь…

- Так это надо было рассказать? – улыбается Артема. Ему
не больно и голос ни разу не дрогнул. – Я всегда был сам
по себе. С рождения, наверно. Это сделало меня таким,
каким знаешь меня ты. Вот и все.
- Я не знал… - сипло, после долгого молчания, произнес
Леша, прошептал даже.
- Знаю. – не перестает улыбаться Артема, - Не забивай
голову. Было и было.
- Извини.
- Хм, дурак. – вздыхает Артема, дергая край футболки
надетой на Лешу. – Сними. Посмотрим, что у тебя с
телом творится.
С телом была беда, но не катастрофическая. Пара
ссадин и синяков, кости целые. Замазать их мазью и все,
готово.
Артему сгребают в объятья и утыкаются носом в
макушку. Он не против.
Артема обнимает ладонями предплечья Леши и шепчет:
- Я верещать хочу от восторга, но сдерживаюсь,
понимаю, что это ненормально радоваться той боли,
что ты получил. Мне… приятно. Спасибо тебе, Леша.
Артему хорошо. Его обнимают. О нем позаботились. У
него кто-то есть. Он не один в эту секунду, в следующую,
другую. Минуту, час… пока Леша не уйдет – он будет не
один.
Леша не уходит еще долго, по меркам Артемы.
Утром… смятые простыни, запах сигарет, приоткрытые
окна, и сигналы застрявших в пробке автомобилей.
Прогноз погоды не слышен, что не удивительно, ведь
старенький телевизор выключен. Леши рядом нет, а
Артема кутается в приятное, уютное тепло. Он спит или
нет, но и без разницы, когда так хорошо. Просыпается -
или нет? - от запахов горячего чая и шума на кухне не
аккуратного Леши. То, что ему хотят сделать приятно –
приятно.
- Тем, - куда-то в макушку выдыхает Леша. – Я тебя не
оставлю. Буду рядом.
Артема улыбается в подушку и сонным голосом
отвечает:
- Не обижайся только… Ты хороший парень, молодой
еще, и не стоит говорить мне таких громких слов, если
хочешь остаться по-настоящему . Я умею забывать, Леш.
Я не надеюсь. Я не знаю, что завтра проснусь так же… Я
не думаю, что вот это навсегда, Леша. Ты есть и этого
достаточно.
- Те-ем… - сопит Леша, и обнимает, - А я тебя того…
люблю.
Артема прячется под одеяло, Леша смеется.
Он не хочет верещать от восторга, но его просто
разорвет от этого ощущения. Словно в надувающийся
шарик впихнули и радость, и счастье, и тепло, и все-все-
все на свете, а шарик поместили у него в груди. Даже
дышать трудно стало…
Артема не выдержит просто.
Он не синоптик своей судьбы и знать ее на перед не
хочет. Но он поверит в слова Леши до тех пор, пока он
не решит уйти.

Но Леша остается. Ненадолго, по меркам Артемы.
Навсегда. В памяти.
За эти громкие слова.
Даже если уйдет…

@музыка: the fray - heartless

@настроение: